Доверься умным гироскопам

До головной боли я засиживался в актовом зале, переоборудованном на время экзаменационной сессии в читальный зал. Я вновь и вновь вчитывался в строчки моего образцово-показательного конспекта; курсанты и из параллельной группы, и курсом старше выпрашивали его при подготовке к экзамену, и, чтобы они не забывали возвращать, я на обороте обложки написал крупными буквами: «Важно! Обязательно вернуть владельцу!». Но в этот раз я сам с трудом мог понять аккуратно записанное. «Уравнение живой силы… Что это такое – живая сила? Ни в курсе физики, ни в теоретической механике такое название не встречалось!». Я взял еще только что вышедший солидный курс по гироскопическим приборам. Сопоставляя математические выражения, сообразил, что, наверное, так наш лектор называл теорему о кинетическом моменте? Но почему он не назвал ее так?

А ведь это только первая страница моего конспекта…

Лекции нам читал Дмитрий Николаевич Иконников – всегда в форме инженер-капитана первого ранга; небольшой рост, коротковатые руки, крупная голова с высоким лбом и обширной лысиной, обрамленной узкой каймой белесого пушка у висков и на затылке. Когда он читал лекцию, он был весь во власти математических символов, уравнений, рисунков и графиков, старательно вырисовываемых на классной доске, так что казалось, что аудиторию он вовсе не замечал. всё, что он говорил, требовало напряжения мысли и постоянной опоры на пройденный ранее материал. Хотя, конечно, если заглянуть за забор математических формул, то, о чем рассказывал Дмитрий Николаевич, было очень интересно. Представьте себе с бешеной скоростью вращающийся волчок, подвешенный так, что на него не действуют никакие внешние силы, – так называемый свободный гироскоп. Оказывается, положение оси его вращения сохраняет неизменным свое направление в мировом пространстве! Под ним вращается Земля, а он, как указывал концом своей оси на какую-нибудь звезду, скажем, Спику – «альфу» из созвездия Девы, так и указывает и днем, и ночью, и сегодня, и через год…

К сожалению, толку нам от этого мало: ведь и мореплавателя, и пилота воздушного корабля интересует направление вовсе не на эту самую Спику, а на географический полюс нашей планеты, чтобы от этого направления отсчитывать курс корабля или самолета. Воздействие внешних сил создает так называемую прецессию – изменение положения оси гироскопа в пространстве, а использующие ее свойства специальные приспособления заставляют ось гироскопа удерживаться в плоскости географического меридиана, превращая гироскоп или систему из нескольких гироскопов в гироскопический компас – сокращенно – гирокомпас. Однако те же внешние силы при определенных обстоятельствах оказывают вредное воздействие, вызывая ненужные колебания осей гироскопов – нутации. Вот, в самых общих чертах, такова теория гироскопических приборов.

То есть «в общем и целом» всё было понятно, но запомнить всю математику, в которую облачена теория, настолько, чтобы воспроизвести ее на экзамене, было делом необычайно сложным, почти безнадежным.

Хотя посещение занятий было по училищному распорядку делом совершенно обязательным, на лекции Иконникова приходило все меньше и меньше курсантов: иногда из потока в полсотни человек приходило человек двадцать и менее того, вплоть до неполного десятка. Ни у какого другого лектора такой низкой посещаемости не бывало. Да и из тех, которые приходили, далеко не все внимали рассуждениям преподавателя. Лёвка Сухов, сняв рабочие ботинки, укладывался на скамью заднего ряда амфитеатра аудитории и сладко посапывал от звонка до звонка. Удивительно, что Дмитрий Николаевич никак не реагировал ни на пустоту аудитории, ни на вольное поведение слушателей. Я предполагал, что он не мог не заметить такого неуважительного отношения к излагаемому им предмету, но, похоже, органично присущая ему деликатность не давала ему вслух проявлять свое огорчение.

Зато на практические занятия по электронавигационным приборам приходили даже те, что числился в суточном наряде и имел законное право пропускать их. Тогда выпускались отечественные гирокомпасы двух типов. Прототипом одного был компас американской фирмы «Сперри», другого – немецкой фирмы «Аншютц». Мы слышали, что Иконников принимал участие в разработке которого-то из них, даже был известен как изобретатель, но что именно он изобрел, мы так и не узнали.

Вел практику Игорь Александрович Блинов, кажется, в должности ассистента. Блинов безо всяких эмоций, ровным, голосом, зачитывал сведения об устройстве конкретных типов гирокомпасов, правилах их обслуживания и эксплуатации. Он подходил к тому или иному прибору и показывал, как тот функционирует или как с ним надлежит обращаться. В перерыве между первым и вторым часом пары Игорь Александрович уходил в преподавательскую, а мы, великовозрастные лбы, предоставленные самим себе, выделывали подчас детские шалости. Однажды щуплого Бориса Батыжманского засунули, подбородком к коленкам, в пустой нактоуз гирокомпаса – металлический резервуар цилиндрической формы, и закрыли сверху крышкой с прозрачным смотровым окошком, карабинчиками пристегнув ее к резервуару. В это время в аудиторию вошел Блинов. Как обычно, он рассказывал, прохаживаясь по помещению; все два десятка пар глаз напряженно за ним следили в предвкушении того, что должно произойти. Вот Игорь Александрович подошел к тому самому нактоузу и остановился возле него, продолжая рассказ; пальцами левой руки он машинально постукивал по стеклу смотрового окошка, и в наших сердцах, как в самые напряженные моменты циркового представления, безмолвный оркестр взвился до самой высшей ноты. Прошла минута, другая, третья – а преподаватель так и не опустил взгляд и не догадывался, отчего в обычно шумливой аудитории стояла мертвая тишина. Все сорок пять минут Борис просидел в нактоузе в этой крайне неудобной позе, и лишь когда прозвенел звонок и Блинов покинул аудиторию, карабинчики были расстегнуты и побелевший от пережитого Батыжманский был вытащен из места заточения.

На экзамен по электронавигационным приборам я шел с какой-то внутренней дрожью и ощущением противной сухости во рту. Семен Васильевич, заведующий лабораторией, большой знаток по части этих приборов, то и дело выходил из аудитории, где проводился экзамен, и снова заходил туда. Мои сокурсники о чем-то с ним шептались, я догадывался, о чем, но сам к нему не подходил: каким-никаким, а все-таки я был отличником. Подошла моя очередь. Меня дернул за рукав Сухов: «Второй билет слева не бери!». Я взял третий.

Не меньше часа я сидел, пытаясь вымучить ответ на первый вопрос «Баллистическая девиация второго рода». Ничего толкового ни вспомнить, ни вывести не смог. Помнил только, что график этой девиации напоминал улитку, но в какой системе координат – так и не сообразил. Мой жалкий ответ огорчил Дмитрия Николаевича: ведь он видел, что в моей зачетке все прочие оценки были «пятерки». Я выкарабкался из пропасти на втором вопросе – «Корректор двугироскопного компаса». Обосновать формулу, по которой корректор осуществлял свои функции, не составляло труда.

Иконников вписал в зачетку общую оценку – «удовлетворительно».

Пересдавать экзамен на повышенную оценку я не стал: ведь эта дисциплина шла и в следующем семестре, а в диплом выставлялась последняя оценка.

Спустя добрых два десятка лет мне попались «Невыдуманные рассказы» адмирала флота Советского Союза Ивана Степановича Исакова. Рассказывая о событиях 1917-го года, адмирал упомянул Диму иконникова, а в сноске к этой фамилии значилось: «Дмитрий Николаевич Иконников в описываемый период (апрель 1917-го года – В.В.) – лейтенант, флаг-офицер начальника 13-го дивизиона (эскадренных миноносцев Балтийского флота – В.В.). Окончив штурманский класс, в октябре остался на «Изяславе». Позже – доцент, педагог, изобретатель и специалист по электронавигационным приборам, много сделавший для подготовки кадров и развития штурманского дела в Военно-Морском Флоте».

В послужном списке Иконникова значилось:

1913 г., сразу после окончания Морского кадетского корпуса, двадцатилетний  мичман – вахтенный офицер крейсера «Россия»;

1916 г. – лейтенант флота;

1918 г. –штурман на эскадренном миноносце «Изяслав», вышедшем в беспримерный Ледовый поход из Гельсинфорса в Петроград в последнем эшелоне;

1920 г. – первый штурман линейного корабля «Севастополь»…

Трудно было представить, что наш доцент, который не допускал ни одного отвлечения от заготовленного заранее текста лекции, ни одной шутки, обладал незаурядным чувством юмора. Он был знатоком совершенно необычных способов определения места корабля в море – например, «из опроса местных жителей».

А вот еще свидетельство адмирала Исакова:

 «…Старший офицер… спросил флагманского офицера, знает ли он способ определения места корабля по корове.

Оказалось, что Диму Иконникова не так-то легко уличить в недостаточном знании Балтийского театра: к немалому удивлению остальных, он ответил тоном первого ученика на экзамене:

– Так точно, знаю!.. При подходе с востока к Лапвикскому рейду на Лоцманском фарватере № 2 имеется остров Ку Эн, что по-шведски означает Коровий остров. На него вывозят пастись корову, по которой и можно определиться. Смежные острова в шхерах – каменистые, без травы и для выгона не годятся».

…Одна из первых моих опубликованных научных работ как раз была посвящена учету тех самых баллистических девиаций второго рода…

А однажды в море, во время дальнего рейса, сами легли на бумагу строки, несомненно, навеянные не только воспоминаниями.

Полярная звезда – царица Норда

Означит на Земле меридиан.

Ты от него решительно и твердо

Проложишь курс в открытый океан.

Когда же налетят циклоны скопом,

Закроют звезды, тучи понесут,

Тогда доверься умным гироскопам,

Запаянным в сферический сосуд.

Без деклараций, мелодекламаций,

Осями деловито поведя,

В сумятице прецессий и нутаций,

Меридиан, они найдут тебя.

…Живу, кручусь, ругаюсь, беспокоюсь,

И в спешке забываю иногда,

Что где-то есть и у меня свой полюс

И есть своя Полярная звезда.

себе не тщусь воздвигнуть, как Гораций,

Нерукотворной бронзы монумент.

Но сбережет от пакостных нутаций

Добра гироскопический момент:

«Иди вперед, не застывай на месте,

Не прецессируй к подлости молчком».

Пусть гироскоп достоинства и чести

Вращается стремительным волчком!