Сорок метров серости

Когда прошло столько лет, то и вспомнить трудно, с чего все это началось. Да, конечно, с практических занятий по навигации, которые вели у нас три преподавателя; по странному совпадению, фамилии всех троих начинались на букву «Г»: Гуков, Гамов и Гаврюк.

На этих занятиях, как правило, выполнялись учебные прокладки – графические построения на морских картах, отображающие перемещение судна и определение его местоположения. Каких только казусов ни встречалось у неопытных штурманов! Вот этот отложил вектор течения в прямо противоположном направлении, и Михаил Иванович внушает ему: «Запомните – ветер в компас, а течение из компаса!». А этот перепутал правило учета годового изменения магнитного склонения, и в результате линия истинного курса ушла в сторону от заданного положения. А тут уж и вовсе полный абсурд: увлекшись вычислениями и графическими построениями, начинающий судоводитель не заметил, что курс его воображаемого судна давно проходит по берегу…

Ассистенту Гаврюку, недавнему выпускнику нашего училища, близкому к нам по возрасту, прощались грубоватые шуточки, которые он беззлобно отпускал в адрес несообразительных или несобранных курсантов. более того, эти шуточки не без удовольствия воспроизводились теми, в чей адрес они были отпущены, и входили в курсантский фольклор. Лев Сухов схватывал их буквально на лету, и уже от него можно было услышать крылатое выражение Михаила Ивановича: «простых вещей не понимаешь! Серый ты, как пожарный шланг – сорок метров серости».

Вообще-то Гаврюк был человеком мягким и доброжелательным, но были мелкие, казалось бы, проступки, которых он терпеть не мог. Например, когда на занятии обнаруживался курсант со щетиной на щеках и подбородке. Тогда Михаил Иванович, глядя мимо нарушителя, изрекал: «Настоящий моряк должен быть до подъема флага чисто выбрит…» – «И слегка пьян», – подхватывал Сухов. Еще он не терпел, когда кто-то засовывал руки в карманы брюк. «Курсант Иванов, у вас что, брюки не держатся?» – недоуменно вопрошал он нарушителя кодекса джентльменских приличий.

когда мои курсантские годы подходили к концу, я преподнес Михаилу Ивановичу только что вышедший сборник стихов молодых ленинградских поэтов («МЛП», – как язвил тот же Сухов) с парой моих стихотворений. Я уехал на Дальний Восток, а через несколько месяцев в журнале «Морской флот» увидел подписанную Гаврюком статью, в которой упоминалась и моя фамилия. Нет, конечно, в статье речь шла не о моих поэтических экзерсисах, а о необходимости организации на выпускном курсе учебной штурманской практики по примеру той, которую я прошел вместе с несколькими товарищами, отпросившимися в морскую антарктическую экспедицию.

Потом я встретился с Гаврюком уже на вступительных экзаменах в аспирантуру, отвечая на вопросы по той же навигации. Помню, что мне достался вопрос – градиент угла.  я без труда вывел не слишком сложное выражение для плоскости. Михаил Иванович, как бы задумавшись, спросил: «А на сфере?». Я же, не помедлив, ляпнул: «На сфере – аналогично». Не знаю, почему, но Михаила Ивановича мой ответ удовлетворил.

Все вступительные экзамены я сдал на «отлично», и несколько месяцев спустя Гаврюк, встретив меня в коридоре в день выплаты аспирантской стипендии, озадачил вопросом: «Как ты думаешь, как поймать тигра?». И сам же ответил: «Надо зачислить его в аспирантуру, 20-го числа сам к кассе придет».

Через три с половиной года Гаврюк вел заседание ученого совета, на котором я защищал свою кандидатскую диссертацию. Объединенный совет судоводительского и арктического факультетов отличался своей принципиальностью и высокой требовательностью к соискателям. Среди профессоров почтенного возраста Михаил Иванович был самым молодым, но председательствовал уверенно и твердо. Однако на дружеском ужине, состоявшемся после моей защиты, не упустил случая заметить: «Ты видел, как я тебе сигнал подавал, чтобы ты вынул руку из кармана? Или сам догадался?».

А несколько лет спустя Гаврюк был назначен начальником дальневосточного высшего инженерного морского училища и занимал эту должность десять лет. Оказавшись в командировке во Владивостоке, я позвонил Михаилу Ивановичу; чувствовалось, что ему был приятен мой звонок. «Приходи ко мне вечерком, я тебя познакомлю с моей женой – она преподает английский язык. Посидим, послушаем пластинки – у меня хорошая коллекция». Не помню, какие причины помешали мне принять предложение Михаила Ивановича: командировка была короткой, и я уже был связан другими обязательствами. До сих пор жалею об этом.

Никто, наверное, не посчитал, сколько учеников прошло школу Гаврюка – конечно, счет шел бы на тысячи. Каждому он и терпеливо втолковывал азбучные истины – как правильно держать в руке циркуль-измеритель или как учесть высоту глаза наблюдателя при определении дальности видимости предмета, и разъяснял многосложные теоретические основы способов определения места судна. Опытный практик-судоводитель, капитан дальнего плавания, он никогда не страдал узким практицизмом и, излагая тот или иной вопрос навигации, не ограничивался инструктивным предписанием – «Делай вот так», а всегда стремился показать проблему с разных сторон, чтобы слушатель глубже постиг ее сущность.

Поверхностное знание основ навигации или пренебрежение ими грозит серьезными авариями. Посадка судна на мель, особенно в свежую погоду, почти всегда грозит поломкой руля, пробоиной в корпусе, а в особо сложных случаях и гибелью судна – так было, когда преподавал Гаврюк, так осталось и до наших дней.

4 мая 2008 года пассажирское судно «Мона Лиза», зарегистрированное на Багамских островах, село на мель в десяти милях от берега. События развернулись у побережья Латвии, в Ирбенском проливе, который соединяет Рижский залив и Балтийское море.

Лайнер валовой вместимостью в 29 тысяч регистровых тонн и длиной 201 метр направлялся из Риги в Таллинн. в момент аварии на его борту находилось 984 пассажира. капитан судна – гражданин Греции, его помощники – украинцы.

По оценкам экспертов, причиной посадки на мель могло быть плохое знание района плавания или навигационные ошибки в счислении пути – словом, «сорок метров серости», как сказал бы Михаил Иванович.

Ранее «Мона Лиза» уже садилась на мель. Это происходило и в норвежских фиордах, и неподалеку от Венеции – всего, с момента ввода в эксплуатацию в 1966 году, не менее девяти раз. Как тут не вспомнить про пожарный шланг!

Ирбенский пролив уже не первый раз стал местом чрезвычайных происшествий. В январе 2007 года здесь также сел на мель мальтийский сухогруз «Ньёрск». Чиновники латвийской береговой охраны, прибывшие на сидящее на мели судно, обнаружили, что капитан и большая часть экипажа в момент аварии были пьяны. «Пьян в доску, и брюки в полоску», – сказал бы Гаврюк…

«Субъективно, пристрастно и некомпетентно» – так назвал Михаил Иванович свою статью, опубликованную в журнале «Морской флот». В ней он резко выступил против попыток противопоставить изучение практических приемов судовождения углубленной теоретической подготовке будущих капитанов. наши мнения по этому поводу совпали, о чем свидетельствовала и моя статья, напечатанная там же тремя месяцами позже.

Кто-то заметил, что деятельность ученого можно сравнить с трудом землекопа. Можно рыть яму на новом месте, чтобы получить принципиально новые научные результаты. А можно расширять старую яму, копать ее глубже и глубже с целью улучшения достигнутых ранее результатов. Увеличение «ямы», которую уже копают, доказывает наличие реального прогресса и гарантирует дальнейшие достижения. Хотя наиболее крупные научные идеи и открытия выдвигают ученые, бросившие начатую «яму» и приступившие к новой, это вовсе не означает, что усовершенствования какого-либо процесса или метода – напрасный труд.

Учебники и учебные пособия, многочисленные методические разработки, практические руководства для судоводителей, включая раздел в авторитетном «Справочнике капитана дальнего плавания», – все это плоды трудов Михаила ивановича. Однако морская наука не из тех областей человеческих знаний, где каждое сказанное  слово навсегда остается в анналах. Может быть, в это заключен трагизм научной деятельности не только в родной Михаилу ивановичу сфере судовождения, где он добросовестно и талантливо углублял и расширял старую «яму»? То, что сегодня было новым и актуальным, завтра становится достоянием истории.

В начале своей карьеры ученого Гаврюк занимался разработкой насущно необходимых рекомендаций по обработке радиопеленгов. Прошли годы, и на место радиопеленгатора пришли более совершенные технические средства, к которым неприменимы рекомендации прошлых лет.

Потом Михаил Иванович, проявив незаурядную настойчивость, в деталях разработал теорию определений места судна по азимутам небесных светил для будущих навигационных систем, однако инженерная мысль пошла по иному пути и блестящие математические выкладки Гаврюка так и не нашли приложения на практике.

Наконец, Михаил Иванович, подобно многим своим коллегам, увлекся разработкой программ для быстро входивших в обиход малых вычислительных машин – программируемых микрокалькуляторов, но прошло не так уж много времени, и его разработки, как и разработки других, более удачливых коллег, утратили актуальность, поскольку микрокалькуляторы уступили место персональным компьютерам.

Может быть, что в душе Михаил Иванович переживал отсутствие собственного «персонального», так сказать, вклада в науку судовождения, подобного тем, которые внесли его старшие товарищи и коллеги. Их имена закреплены в названиях: таблицы Ющенко, метод Лескова определения поправки компаса, способ Кожухова… А именем Гаврюка ни таблицы, ни какой-либо метод  так и не были названы. Впрочем, об этом Михаил Иванович никогда мне – да, думаю, и вообще никому, – не говорил.

А, скорее всего, профессор Гаврюк четко понимал, что работа на потребу сегодняшнего дня не менее необходима и ответственна, чем попытка во что бы то ни стало закрепить свое имя в пухлом томе энциклопедии.

Анкоридж – самый крупный город в штате Аляска. Два журналиста из нашей делегации договорились посетить издательство влиятельной местной газеты «Анкоридж ньюс», а я решил поехать с ними. Транспорт – два автомобиля – нам предоставили представители принимающей стороны, а руководство делегации выделило нам в помощь переводчицу, с которой я оказался в одной машине. Переводчица Ирина, невысокого росточка круглощекая девушка лет двадцати, судя по всему, отлично владела английским, и по дороге, просто, чтобы скоротать время, я завязал с нею светскую беседу. Разумеется, я начал с того, где она так хорошо изучила язык. «Я учусь в герценовском пединституте», – ответила девушка. «Вот как? Значит, вы ленинградка?» – «Да, сейчас я живу в Ленинграде». Надо было что-нибудь спросить еще, чтобы продолжить беседу. «А где именно в Ленинграде вы живете?» – «На Богатырском проспекте, это в новом Приморском районе города, недалеко от Черной речки». – «Да, я слышал о таком, у меня там живет один хороший знакомый – Михаил Иванович Гаврюк». – «А это мой дедушка».

Мне трудно вообразить, какую фигуру изумления выразила моя физиономия. Встретить – где? – на Аляске, на соседнем сиденье автомобиля,– кого? – внучку Михаила Ивановича Гаврюка, не просто моего преподавателя в ленинградском училище, но человека, с которым жизнь не раз сводила меня в течение почти четырех десятков лет – да это ни по какой теории вероятности невозможно! В голове мгновенно выстроилась ассоциативная цепочка: Ирина – внучка Михаила Ивановича – значит, она дочь моего товарища по Камчатскому областному Совету; я не мог не слышать, что он зять Гаврюка, но как-то не придавал этому никакого значения, не осознавал, верно, о ком идет речь.

Потом я узнал, что наша встреча с Ириной стала предметом обсуждения на кафедре судовождения Ленинградского высшего инженерного морского училища, которой заведовал профессор Гаврюк: «этого не может быть, потому что не может быть никогда!».

в последний раз я встретился с Михаилом Ивановичем в Ленинграде – нет, уже в Санкт-Петербурге. Я передал Гаврюку посылочку с Камчатки, собранную его зятем. Мы выпили по рюмке коньяка, с удовольствием вспомнили былые времена, поговорили и об Иринке. Она вышла замуж – там, на Аляске. Ее мужем стал знакомый мне молодой и общительный американец, обладавший невероятной энергией и успешно строивший свою карьеру. У них родился сын – правнук моего учителя.

в следующий мой приезд в Петербург я узнал: безнадежно больной Гаврюк умирает. Я позвонил его жене, говорил какие-то нелепые, ненужные слова утешения, понимая их бессмысленность и бесполезность.